Поразительно, какое влияние до сих пор оказывают на нас детские ассоциации. Глубокими корнями вросли они когда-то в наше сознание. Щедро подкармливаемые и удобряемые окружающим нас миром, на этих корнях взросло дерево, в широкой тени которого формировалось наше восприятие. Со временем листва осыпалась, ветви засохли, дерево зачахло – окончилось детство. Но корни до сих пор продолжают невидимо существовать, иногда давая о себе знать, напоминая о чем-то далеком и приятном.

   Недавно эти самые мои корни проявились в полную силу. Новый год. Самый любимый праздник моего детства. Сколько воспоминаний хранится о нем в моем сознании. Душистый смольный запах свежесрубленной сосны, поставленной в квартире и обильно украшенной часто перегорающими советскими лампочками, немецкими игрушками из тонкого стекла и дождиком; уличные большие елки, стоящие почти на каждой площади, маленькие зеленые или серебристые елочки в каждом магазине, ресторане, театре; елочные базары, эти островки зелени среди холодно-мрачных палок спящих зимним сном деревьев; снежные сугробы на улицах, катание на коньках, лыжах, санках, о которые была порвана не одна пара штанов, сломанная о спину Виталика из соседнего двора клюшка, подхваченная благодаря промокшим ногам ангина; традиционная елка во Дворце спорта или в Доме художников, во время которой добро, как всегда, побеждало зло и Снегурочку неизменно возвращали из коварного плена всем на радость; заветная коробочка с конфетами и сладостями, всегда выдаваемая в конце елки Дедом морозом с добрыми, пьяными глазами и испариной на лбу, и Снегурочкой, традиционно наряженной  и вульгарно накрашенной; груды грязной посуды и пустых бутылок на кухне утром, после новогодней ночи, и украдкой выпитые, пока никто не видит, несколько капель шампанского... В последние четырнадцать лет мое празднование Нового года сильно и резко изменилось. Снега, елочек и Деда мороза со Снегурочкой в помине нет, кухня, загруженная остатками веселья, сменилась быстроубираемыми столами русских ресторанов, а тайком проглоченное шампанское превратилось в неограниченное количество водки. Из года в год, привыкая к таким условиям, я, тем не менее, таил мечту вернуться к атмосфере праздника, которая осталась в моих воспоминаниях.

   Учитывая все эти условия, выбор Венгрии, как места встречи Нового года, пал довольно быстро. Во-первых, это восточноевропейская страна, которая когда-то была отравлена социалистическим вирусом, а значит, предположительно, должна быть заражена и празднествами разных событий, во-вторых, в ней холодно, иногда выпадает снег, что очень соответствует новогоднему настроению, в-третьих, не успевшая присоединиться к Европейскому союзу, она сравнительно дешева, в-четвертых, из нас еще никто в ней не был, а кроме всего прочего, она славится красотой представительниц прекрасного пола. Итак – решено. Будапешт. После быстрой расправы с мелкими формальностями, такими как заказ билетов, выбор отеля и оформление списка двигающих в путь, была поставлена более глобальная цель: поиск туристических аттракций и, самое главное, выбор места для встречи Нового года. Последние две задачи оказались более трудновыполнимыми, ибо знаменитых чем-либо мест в этом городе почти не оказалось, а новогодних вечеринок, кроме нескольких VIP, в интернете мы не обнаружили. Все же, не отчаявшись, мы упаковали многочисленные слои одежды и тридцатого декабря вылетели на встречу с морозом, снегом, Санта Клаусами, новогодними гуляниями, нарядными елками и зимним Дунаем…

   Первое разочарование постигло меня на высоте 35000 футов. С умилением и ностальгией обозревал я из иллюминатора самолета занесенные снегом турецкие горы, мелькающие в промежутках между облаками, но ясное небо Венгрии открыло иную картину. Серое, бесснежное пространство ожидало нас внизу.  Значит не будет снеговиков, значит невозможно будет теплым дыханием растопить комок снега на ладонях, значит нечего будет закинуть кому-нибудь за шиворот. Ну да ладно, к бесснежию за последние годы я привык. Почти нулевая температура встретила нас за дверями терминала и вернула мне хорошее настроение. Забравшись в автобус, который нас ожидал, мы проехали почти через весь город, продвигаясь от неприглядных окраин к самому центру, где располагался наш отель. На первый взгляд, в неярком уличном вечернем освещении, более отдаленные от центра районы Будапешта напоминали крупный советский город начала девяностых годов. Такие же здания, такие же улицы, такие же площади, такие же рынки и магазины, такие же суетящиеся, на вид совершенно бесцельно,  прохожие, правда по-другому одетые.

   Добравшись к вечеру до отеля и не теряя даром времени, ми переоделись, отглотнули малость из купленных в «дьюти фри» и привезенных с собой согревающих напитков и, вооружившись картой, двинулись знакомиться с городом. Наш вечерний променад имел под собой определенную цель: поиск хорошо и вкусно приготовленных свиных ребрышек. После тщетных поисков этого продукта в Праге полтора года назад, мы надеялись отыскать их тут, в Венгрии, которая славится своим обильно перченым мясом (в основном национальным гуляшом), охотничьими сосисками, капустой, паприкой и другими пряностями. Не имея представления о расположении необозначенных на карте ресторанов, мы начали допытываться у прохожих. Оказалось, это была глупая затея.

   Ни на каком языке, кроме венгерского, там не говорят. Ни таксисты, ни водители, ни продавцы в магазинах, лотках, кассах, ни охранники, ни полицейские, ни контролеры, ни работники туристических бюро, ни официанты – никто. Глухонемая страна для незнающих венгерского. Просто поразительно, насколько глубоки могут быть незнания английского или любого другого языка. Есть много стран, в которых местное население не говорит по-английски, но никогда еще я не испытывал такой беспомощности. Остановившаяся на светофоре полицейская машина тоже особо не выручила. Один из патрульных, безразлично открыв окно, сумел коряво выдавить из себя «что случилось?» и на мой вопрос «где можно отведать свиные ребрышки?» безразлично указал на зажегшийся на светофоре зеленый свет, безразлично объяснил по-венгерски, что им пора ехать, и так же безразлично скрылся из виду. От безысходности мы заглянули в секс шоп, в надежде, что может там хоть немного нас поймут, но там по-английски знали только одно слово, которое нам никак не помогало. У меня возникло острое ощущение собственной прозрачности. Нельзя сказать, что венгры недружелюбны, они просто никого не замечают. При попытке обратиться к ним они не останавливаются, не ускоряют шаг, не пугаются, не машут руками, не кричат о помощи, они, не оборачиваясь, просто продолжают идти, как ни в чем не бывало, как будто тебя не существует. Попытки применить русский, украинский, иврит и корявый французский также не увенчались успехом. Все-таки за время нашего пребывания в Будапеште нашлись несколько «праведников». Это были портье в нашем отеле, молодой венгр, окруженный тремя девицами (которые, услышав, что мы из Израиля, никак не могли решить, откуда они, из Италии или из Словакии), с которыми мы познакомились и разговорились, слегка напугав их, когда перелазили через забор с целью сокращения времени на обход, колоритный и нудноватый местный гид с большими взъерошенными усами, кротким мученическим взглядом и нескромными запросами, предлагавший нам свои персональные услуги при обзоре Крепостной горы, и метрдотель приятного и уютного плавучего (но пришвартованного) ресторана на Дунае, в котором мы ужинали в последний вечер. Спустя пару дней, когда я в постновогоднем состоянии в семь часов утра нечаянно оказался на окраине Будапешта и был почти доведен до отчаяния редкими полусонными и привычно безмолвными прохожими, меня спасло только то, что я неясно каким образом помнил название площади, на которой располагался наш отель, которое сообщил остановившемуся таксисту. Учитывая, что этим и названной им на пальцах ценой за проезд наше общение ограничилось, я удовлетворенно вздремнул в теплом, показавшемся ужасно комфортабельным, стареньком «Опеле».

   Но вернемся к ребрышкам. Так и не получив никаких конкретных рекомендаций, мы набрели на более-менее приличный ресторан, в котором и решили задержаться. С первой же минуты у нас появились сложности с прочтением и пониманием меню. Венгерский язык относится к финской группе, поэтому не похож ни на один центральноевропейский язык. Кроме того, привычные буквы и буквосочетания произносятся совсем не так, как в остальных языках, что еще больше усугубляет и без того непростое понимание. На выручку пришла случайно оказавшаяся в ресторане продавщица цветов, милая и улыбчивая венгерочка лет двадцати в полунациональном обличьи, которая, в надежде сбыть пару красивых алых роз из своей корзинки, не очень успешно начала выкапывать из глубин своей памяти засевшие там обрывки знаний английского, не так давно учимого в школе. Она явилась посредником между нами и замученным официантом, который округленными глазами смотрел на нашу группу из девяти человек. Нашей радости не было предела, когда она, по-венгерски посовещавшись с гарсоном, все с той же широкой и приятной улыбкой утвердительно кивнула на наш вопрос относительно заветных ребрышек. Цветов мы у нее так и не купили, поэтому она скрылась так же внезапно, как и появилась. Принесенные через довольно долгое время ребрышки оказались, почему-то, индюшиной грудинкой. Да и венгерское пиво было весьма посредственным. Набравшись сил, некоторые из нас вернулись в отель, а некоторые продолжили путешествие по вечернему городу.

   Это был наш первый вечер в Будапеште. Для меня он начался с левой ноги. Точнее с правой, но вывихнутой на неровной булыжной мостовой. Разумеется, это происшествие в последующие дни меня немного обременяло, но других как раз наоборот. Это дало им возможность ходить намного медленнее и даже воспользоваться трамваем. Вечерний иллюминированный Будапешт смотрелся довольно неплохо, можно даже сказать красиво. Прошатавшись несколько часов по его мостам, улицам и переулкам, мы добрели до отеля и, утомленные, отошли ко сну в ожидании следующего, предновогоднего дня.

   Последний день года выдался ясным и солнечным. Яркий и холодный свет подчеркивал все недостатки города. Все, что накануне казалось величественным и грандиозным, приобрело уродливые очертания. Открылся обшарпанный, неухоженный, бесцветный Будапешт. Безразборная смесь архитектурных стилей, размеров и эпох делала его безликим и бесхарактерным. Красиво смотрелся только игриво переливающийся в солнечных лучах Дунай, неспешно и деловито протекающий по своему руслу, разделяя город на две части – Буду и Пешт.

   Пешт, расположенный на левом, восточном берегу, немного более древний, чем Буда, но память об этом почти не сохранилась. Причиной сему стали частые бомбежки города во время Второй Мировой войны. Первую порцию он получил в 1944-ом от немцев, захвативших его во время продвижения на восток. Год спустя, в 1945-ом, ему досталось снова, когда русские освобождали его от захватчиков, а заодно и от уцелевших до того времени зданий и памятников. Позднее, в 1956-ом, они снова протоптались по начавшим было отстраиваться местам, продолжая убедительно пропагандировать новый строй и суля лучшую жизнь, и в знак благих намерений сами же помогали отстраивать руины, что и привело его к сходству с советскими городами. Пешт – это центральная и более крупная часть города. На его территории в древности обитали славяне. Мадьяры, праотцы нынешних венгров, появились тут в девятом столетии. В тринадцатом веке их поработили татаро-монголы. После освобождения от ига началось развитие Буды, куда переместилась королевская династия, построив Будайскую крепость, а Пешт приобрел торговые очертания и стал важным коммерческим центром того времени. Похожие свойства он имеет и на сегодняшний день, разве что важность его значительно поубавилась. Пешт – это современность. Тут сосредоточено все, что характерно столицам: магазины, ночные клубы, казино, театры (из них два оперных), отели, вокзалы, парки, рестораны, немногочисленные бары. По его равнинной поверхности пролегли широкие проспекты, просторные улицы, бесформенные площади, узкие пешеходные лабиринты, свойственные больше западной Европе. В этой части города проходят все основные события культурной, экономической, и политической жизни. В конце девятнадцатого века на берегу Дуная было построено здание венгерского парламента, дерзкая копия лондонского Вестминстерского дворца. Также здесь расположен Музей изобразительных искусств, в котором выставлены несколько картин Греко и Гойи.

   Буда, в отличие от Пешта, больше сохранила в себе дух старины, хотя тоже изрядно пострадала во время войны. Когда-то ее заселяли кельты, которых в первом веке захватили римляне, образовав поселение Аквинкум. В девятом веке, как и в Пеште, здесь поселились мадьяры. Среди высоких и крутых холмов правого берега, на Крепостной горе, приютилась Будайская крепость. На ее территории расположен Королевский дворец, построенный в тринадцатом веке и с тех пор неоднократно перестраивавшийся вплоть до восемнадцатого века. Это огромное угловатое здание с маленькими окнами, торжественно и неэкономно освещенное ночью и бесформенно торчащее днем, занимают несколько музеев. Один из них – Национальная галерея, в которой выставлены работы венгерских мастеров живописи и скульптуры. Подняться к нему можно на симпатичном небольшом деревянном фуникулере, интерьером напоминающем тесную сауну с лежаками. К дворцу примыкает средневековый квартал, не раз отреставрированный и восстановленный, но сохранивший свой облик. Весело раскрашенные невысокие домики, узкие мощеные улочки и подвальные харчевни напоминают о некогда кипевшей в нем жизни. Бедные ремесленники, выставляющие в окнах свой товар, толстопузые бакалейщики, охрипшие от зазывания прохожих в свои лавки, облаченные в тряпье юродивые, просящие подаяния, пестро одетые паяцы, развлекающие зевак, голоплечие кокетки, выискивающие зажиточных горожан для утех, целомудренные монахи, проходящие опустив глаза и украдкой поглядывающие по сторонам, бормоча под нос псалмы – все это живо всплывает в воображении. Одно из зданий в центре квартала занимает Дом венгерских вин. Может быть, гурманы этого напитка кинут на меня обидку, но лично я о таком явлении, как венгерское вино, не слыхал, поэтому оценить по достоинству эту достопримечательность не в состоянии. В противоположной стороне крепости, на месте некогда расположенного здесь рыбного рынка, находится Рыбацкий бастион, построенный в начале двадцатого века в честь рыбаков, защищавших это место во время турецких войн шестнадцатого века. С его галерей открывается красивый вид на Дунай, парламент и Пешт. С 1988 года Буда взята под охрану ЮНЕСКО, как часть мирового исторического наследия.

   Между Будой и Пештом, через Дунай, перекинуто несколько мостов. Простые и безвкусные, из них больше всего заслуживает внимания Цепной мост, построенный в 1849 году. Да и то, благодаря не своему великолепию, а длине. Ночью, красиво освещенный, он выглядит значительно привлекательней, чем днем. Держащийся на двух высоких массивных пирсах-арках и украшенный с каждой стороны парой львов, он не встает ни в какое сравнение ни с парижским мостом Александра III, ни с пражским Карловым мостом, ни тем более с лондонским Тауэрским.. В 1873 году Буда, Пешт и Обуда (старая Буда) объединились, образовав нынешний Будапешт. Несмотря на немногочисленность населения, это неожиданно большой по территории и просторный город, погруженный в состояние апатии, лености и подозрительного покоя. То ли это из-за времени года, то ли эта черта свойственна венграм, но город был объят спячкой. Равновесие нарушалось только нередко появляющимися в людных местах торговками скатертями, национальными платками и шапками, постоянно взрывающимися под ногами новогодними петардами и однажды с шумом пронесшимся по его центру кортежем-парадом владельцев старых венгерских автомобилей. Даже к новому году люди подготовились лениво, что было очень досадно. Тут и там висели гирлянды и лампочки, растущие местами небольшие елочки были скудно украшены. Новогоднее настроение почти нигде не ощущалось, что не соответствовало нашим ожиданиям.

   Постепенно день подошел к концу. Оранжевое солнце быстро садилось за холмы Буды, погружая город в предновогодние сумерки. Делая последние попытки найти веселое и интересное место для встречи Нового года, а заодно и поужинать, мы устремились в пешеходный центр Будапешта.

   Здесь меня ожидало очередное разочарование. Никаких особых новогодних мероприятий устроено не было. Пешеходный центр был заполнен толпой гуляющих, стадным чувством ведомых в неизвестном направлении. На каждом углу стояли лотки, в которых продавали хлопушки, фейерверки и новогодние шапочки. Никаких елок, украшений, Санта Клаусов. Никакого ощущения настоящего Нового года. Только постоянно запускаемые в воздух пиротехнические аксессуары напоминали о празднике. На площади была установлена небольшая сцена, на которой шумела местная рок-группа. Да и это представление длилось недолго. Прервав выступление, на сцену взобрался оратор. Судя по его одежде, манере разговора, жестикуляции и начавшим скучающе расходиться людям, это был мэр города или какой-то другой местный политик. Недолго покрутившись в толпе, мы вернулись в отель.

   Сам Новый год мы отмечали с компанией туристов из Украины в составе 50-60 человек, закрывших частную вечеринку в своем отеле. Со времен моего отъезда из Киева мне не выпадал случай провести время с таким количеством своих ровесников из страны исхода. За эти годы я немало изменился, да и там в людях произошли перемены, поэтому это общение было для меня интересным. В общем, это была типично русская, веселая и многоалкогольная гулянка. И хотя поначалу разница в менталитете заметно ощущалась, она исчезла после нескольких тостов. Вернувшись утром в свой номер изрядно навеселе, я проспал почти весь последующий день, о чем абсолютно не жалею, так как осматривать в Будапеште больше все равно было особо нечего. Вечером мы еще немного погуляли по городу и утром выехали в аэропорт.

   Не могу сказать, что я остался недоволен поездкой. В том составе, в котором мы поехали, нам было бы интересно и весело даже в Антарктиде или в джунглях Амазонки. Досадно только, что ничего из того, что я ожидал, я не увидел. Новогоднюю атмосферу я так и не ощутил. Детские ассоциации, все также сидящие во мне, остались неудовлетворены. Единственное, что напоминало мне о детстве, было легкий морозец, сопровождавший нас все дни, голые зимние деревья, старые венгерские «Икарусы», покрашенные в синий цвет вместо привычного желтого или красного, и знакомые вагоны метрополитена производства Мытищинского железнодорожного завода, никак не сочетающиеся с убогими и обшарпанными станциями. Не исключено, что такое впечатление от Будапешта у меня сложилось ввиду времени года, в которое обычно все города теряют свои краски, но не думаю, что это так. Есть только один способ проверить: поехать туда еще раз в летнее время, когда в цветущих парках звучат вальсы Штрауса и либретто знаменитых венгерских оперетт, проходят фестивали и город заполнен туристами. Но что-то я очень и очень сомневаюсь, что это произойдет в ближайшее время. По крайней мере, из этой поездки я сделал один важный вывод: не везде хорошо, где нас нет.